Адриана Таш ри Эйлэнна 2 (СИ) - Страница 4

Лицо искривилось в совсем уж зверином оскале, верхняя губа приподнялась, обнажая сами собой заострившиеся клыки — и ноги легко оттолкнулись от снежного наста, хотя им и не хватало в помощь второй пары конечностей. Только она была занята: как раз схватила свою добычу за плечо и затылок, заставляя откинуть голову и оставить беззащитной шею…

Я открыла глаза и фыркнула в трепещущую под белой кожей жилку.

Та, Что Сильнее Меня, скалилась точно так же, как и я. Она знала, что теперь — моя очередь убегать, а уж в этом я хороша, и ей будет куда интереснее охотиться… Моя богиня рассмеялась, зеркальным отражением повторяя мои движения, и, подобно мне, начала отступать назад: без форы играть не так весело.

Наверное, у меня так же горят глаза — таким же маниакальным, зачарованным блеском, подсвеченным сиянием тоненьких ниточек. Та, Что Сильнее Меня, зажмуривается — а что, все по-честному! — и я перекатом ухожу в сторону, прячусь в снежном вихре, опутывая себя маскирующими заклятьями, как коконом. Застываю, неподвижная и неслышная, напряженно вслушиваясь в метель, уверенная — если что, успею убежать…

Но меня все-таки схватили чьи-то руки — не такие холодные и маленькие, как у моей богини, и не такие обожженные зельями, как мои собственные. Я удивленно тряхнула головой, пытаясь развернуться в железной хватке, и… проснулась.

Возвращение — невыносимо.

Я поймана!

Душная теснота одноместной каютки, неуютный полумрак в углах, затянутый живой пленкой иллюминатор — не вырваться, не убежать! — и тут этот… этот…

Уходящие корнями в кровавую темноту веков позывы на мгновение теряются, не зная, заставить ли меня выгнуть спину и зашипеть, или сразу перевернуться на спину и сдаться, но…

Он не ждет от меня ни того, ни другого.

Фирс сжал в ладонях мои руки; мимолетно коснулся губами закоченевших пальцев, не отрывая от меня испытующего взгляда, и промолчал. Я виновато улыбнулась и скорее уткнулась носом ему в плечо, пряча глаза, — он все понял и так.

Я снова уходила на ту сторону. Меня тянуло туда, будто магнитом, и сил сопротивляться я в себе не находила — да и не слишком-то хотела. Всего лишь еще одна ночь ничем не замутненного животного восторга и иллюзорно неограниченного могущества — кому от этого плохо?..

Здесь ведь все осталось по-прежнему. Мне все еще позарез нужно в Сейвенхолл за книгой о фейской магии, я все еще невеста самого лощеного хлыща во всем Альянсе Двух Галактик, и я все еще просыпаюсь не на его плече — и до неприличия этому рада. Если бы не страх, что мою измену раскроют… И, судя по хмурой физиономии моего художника, этот страх терзает не только меня.

То, что я творю, не назвать иначе, как «верх безответственности». Безоглядность, бездумность… и мне это, демон подери, нравится — по крайней мере, до того момента, когда приходится выбираться из каюты, принимать независимый вид и усиленно изображать, что ничего предосудительного не произошло. И даже мило улыбаться будущему, мать его, мужу.

Но деваться некуда, и даже насмешливое фырканье Той, Что Сильнее, не избавляет от необходимости хоть пару часов в сутки проводить не у придворного художника. Союз с Ирейей моей Хелле и вправду важен, и волей-неволей нужно как-то сохранить наши с Эльданной отношения хотя бы на уровне той отстраненно-ледяной вежливости, на которую мне хватает сил.

Поэтому я с тихим, но очень жалобным стоном все-таки выползла из теплой постели, наскоро размялась и потащилась одеваться. Фирс не отводил задумчиво-заинтересованного взгляда, так что пришлось, отвлекшись от шнуровки нижнего корсета, неблаговоспитанно продемонстрировать кончик языка. Художник непринужденно усмехнулся и приглашающе похлопал ладонью по постели рядом с собой.

Искушение, признаться, было велико, но я взяла себя в руки и покачала головой. Какая я временами сознательная, аж жуть берет…

Фирс мою сознательность не оценил — походя цапнул за свисающий кончик шнуровки, как шаловливый кот, едва не распустив ее полностью, и привстал на локте, похлопав ладонью рядом с собой — уже куда убедительнее. И я покорно уселась обратно на койку, удивляясь сама себе — и когда это так получилось, что одно только его присутствие вызывает такое чувство умиротворения и спокойствия, что впору вообще махнуть рукой на весь окружающий мир и вцепиться в придворного художника с целью никогда уже не отпускать?..

— Роллина, наверное, скоро уже начнет посадку, — нерешительно сказала я хриплым спросонья голосом. — Меня хватятся.

— Ага, — нахмурившись, согласился художник и машинально чмокнул меня в замерзшее плечо. Я вздрогнула и принялась перешнуровывать платье, а Фирс о чем-то задумался с донельзя серьезной рожей. Оставлять его вот так, хмуро уставившегося в одну точку, не хотелось — но пришлось.

В кают-компании царило непривычное оживление. Сунар носился вокруг своей царственной сестры, едва успевая менять тарелки с мясом, Роллина изо всех сил изображала оголодавшего берсерка и ела с двух рук, фей вертелся поблизости и все норовил что-нибудь у нее утащить (безуспешно), и даже безупречный ирейский мерзавец не мог спокойно усидеть на месте, то и дело с нервным интересом оборачиваясь к иллюминатору. Впрочем, при моем появлении Эльданна тотчас же вскочил на ноги и вежливо заулыбался.

— Доброе утро, моя Эданна, — произнес он, и утро тотчас перестало казаться мне добрым.

— Доброе, — пришлось улыбнуться в ответ. — Сколько осталось до посадки? — поинтересовалась я, предотвращая вежливые расспросы в духе: «Как спалось?» — в ответ на которые я рисковала вполне предсказуемо покраснеть, а то и вовсе ляпнуть что-нибудь вроде: «Хорошо, но мало».